Его детство было заполнено пращурами не только девятнадцатого, но и восемнадцатого века.
— ...Тимофеев-Ресовский это я по отцу. А мать моя урожденная Всеволожская. Древняя-предревняя рус­ская фамилия. На самый верх никогда не попадали, то беднели, то богатели, однако имений своих не теряли, так что окончательного разорения не достигали. Одна из невест Грозного была Всеволожская. При Петре один из молодых Всеволожских полюбился царю и был послан за границу учиться в числе прочих абиту­риентов. Вернувшись, как положено, стал работать на благо отечества. Заимел дом в Санкт-Петербурге, про­цветал. Однако при Бироне, когда петровским птен­цам приходилось плохо, его однажды предупредили об аресте, и он драпанул с чадами на своей лошади­ной тяге. Смылся он на свои дикие земли в Нижнее Заволжье, куда-то на границу с киргизскими ордами. Поскольку барин он был хороший, из разных имений к нему потихоньку стали стекаться его мужички, тем более что Бирон, имения эти реквизировал. Так этот Всеволожский обосновался ровно независимый кня­зек. И задался он — не то чтобы пузо ублажать — по­лезной целью, государственную, можно сказать, зада­чу себе поставил: обезопасить торговые пути в Бухару, Хиву, Среднюю Азию, а потом и в Персию. Грабили русских купцов хивинцы, кокандцы, всякие беспризор­ные кочевники. Он сражался с этими, как он говорил, азиатами. Собралось у него много казаков. Комфорт. Никакого начальства кругом до горизонта, никто гла­за не мозолит, ни один мундир...
Смешок, вздох сочувствия, горделивый хмык, как будто не про восемнадцатый век, а про семейные дела, про дядю родного рассказывает. Прапрапрадеды стояли за его спиной, не какие-то пыльные предки, а живые родственники. Соотношение между дремучей давностью и горячим его чувством — вот какое несо­ответствие удивляло.
— ...Настоящий разбойник без убийства обходит­ся. Ему страха вполне хватает. Для души было у ро­дича отрадное им всем дело: узнав, что где-нибудь на Волге сажали губернатором, комендантом или еще каким начальником немца, он со своими казаками го­род сей брал штурмом, немца сек публично и с вели­ким срамом отпускал на все четыре стороны, пусть жа­луется своему Бирону, а сам ускакивал в свое неве­домое никому поместье. Так он свои принципы тетешил, пользуясь тем, что веселая Елизавет и матушка Екатерина просмотрели его. Был он ранен на девятом десятке в плечо, но тяжко. Верхом тем не менее до­ехал до дому, поддерживали его с обеих сторон его казаки. Похоронить себя приказал неподалеку на очень красивом месте. Там протекают никуда не впадающие реки Большой н Малый Узень, они в пески уходят. В овраге Малого Узеня и стояла усадьба. На склоне оврага похоронили его.
Имелся и другой пращур, вполне вроде благонаме­ренный мужчина, который, однако, дошел до пиратст­ва. Он тоже, между прочим, был отправлен Петром за границу изучать землемерию. Вернувшись, стал зем­лепроходцем, ходил всю жизнь на освоение охотских и камчатских земель. Интересовался образованием рек, озер и прочими объектами физической географии. В чине бригадира, семидесяти пяти лет вышел в от­ставку и поселился в малой своем имении в Калуж­ской губернии. Собрал он замечательную библиотеку на европейских языках по географии, минералогии, бо­лее же всего занимал его Гольфстрим. Изучал он ино­странные сведения по. дебиту Гольфстрима — куда де­ваются его воды. Считал, считал и решил, что извест­ные ветви Гольфстрима не покрывают дебита, долж­но быть еще одно ответвление на восток от Груманта, ныне Шпицбергена, и Земли Франца-Иосифа. Если там есть острова, то это должны' быть зеленые теплые ост­рова, с доброй зимой и ярким летом. И так он возмеч­тал, так затуманился, что постановил отправиться в экс­педицию. Все движимое продал, имение заложил, со­брал полсотни своих мужиков-казаков и поехал в Архангельск. Там снарядил три шнеки, и поплыли на них эти чудики в Арктику открывать теплые острова...
Человек, так хорошо знающий своих предков, встре­тился мне впервые. В наше время дальше деда редко кто чего помнит и знает. Да и не было интереса боль­шого. Что предки? Какая от них польза? «Отречемся от старого мира...» Заодно отрекались и от родослов­ной. Там кто? Угнетатели или угнетенные, темные, за­битые. А то собственники, нетрудовой элемент... Мы начало всему. Мы все начинали заново. И снова зано­во, И еще раз. Чтобы дворянского своего происхожде­ния не скрывать, такого в те годы не водилось. Он же хоть и посмеивался, а рассказывал про своих куролесов с гордостью.
— ...Ехали они помаленьку вдоль кромки полярных  льдов. Пращур промерял температуру, скорости и другие качества и, по-видимому, убедился, что был не  прав, — неучтенных ветвей Гольфстрима нет и теплых зеленых островов на горизонте не будет.  Добрались они до Груманта, там подхватили их штормы  и  вынесли в северную Атлантику и выбросили на берега Нормандии. Несколько человек потонуло, вылезли на французские скалы и отправились в Париж. Вместо того чтобы просить русского посла в  Париже отправить их домой, пращур    затевает новое  предприятие. Возвращаться-то ни с чем неохота. В это  время французские коммерсанты осваивав Марокко, а пращур мой всегда интерес имел к Северной Африке, и предложил он коммерсантам принять  участие в их экспедиции в качестве охраны, Подрядились. Отправились в Марокко. Там напали на них  марокканские воины, забрали в плен   и продали в рабство. Привезли на рынок в Александрию египетскую.  Пращур завязал приятельство с единоверными греками, и те кого выкупили из рабства, кого выкрали. Старика   выкупили по дешевке — седой да тони они у греков. И однажды увидели турецкий фрегат. На нем были только часовые. Безлунной ночью с греками на лодках подплыли, забрались, скинули в море  (все, как в романах    Стивинсона!) подняли паруса и ушли на турецком корабле, Известно им было, что Россия все еще находится в с< войны с турецкой Портой, и стали они каперствовать Согласно тогдашним порядкам за участие в  военных действиях частный корабль получал процент с награбленного имущества. Поскольку судно оказалось быстроходным, каперствовали успешно, причем на  паях с единоверными греками. Море теплое, опять же вольная. Мужичкам-казакам нравилось сие занятие,  пока не напоролись на турецкий флот и были взяты  в плен. Однако не рабами, а военнопленными, Посажены в лагерь в окрестностях Константинопля…
Далее шел рассказ о том, как снова помогали греки-единоверцы, устраивали побег за побегом, как  переправляли беглецов в Малую Азию, пока они брались всей компанией и опять долго разбойничали  на Анатолийском побережье... Несколько раз я шал этот рассказ, он повторялся — с мелкими    разночтениями — в точности, но с вариациями   и новыми  подробностями, такими, которые появляются,   когда проезжаешь одну и ту же станцию. Ни в каких печатных источниках история эта не зафиксирована, мс архивист и сумел бы кое-что разыскать, но Зубр; ее изустно: была она одной из внутрисемейных легенд, что передавались из поколения в поколение, Таких легенд набиралось много. Каждая имела сюжет ; построенный на самобытном характере, действующем  в гуще российской истории, подобно Аннибалу де Коконнасу из «Королевы Марго». Раньше я думал,; наша русская история слишком серьезна    и мрачна, поэтому у нас не хватает таких героев, как в «Tрех  мушкетерах», как герои «Острова сокровищ», «0д|исесеи  капитана Блада». Ничего подобного, история iтут ни при чем; Зубр показывал, что и у нас  она богата и смехом, и отчаянными приключениями -.выдумщиков, пиратов, мечтателей, шутейством, авантюрами и таки­ми анекдотами, которые украсили бы любой плутов­ской роман.
- — ...новенький линейный корабль и фрегат под ту­рецкими флагами. Команда пировала на берегу. Ночью испытанным способом оглушили часовых и уплыли на север. Там князь Потемкин формировал в низовьях рек Таврический флот. В один прекрасный день видят, как два турецких военных корабля при­ближаются к нашим берегам. Однако они идут под русскими флагами. Поднялся переполох. Решили — обман какой-то, хитрость, но тут им на родном языке доступно разъяснили, что на кораблях не басурмане; а вполне русские люди. Было превеликое торжество и винопитие. Были отправлены гонцы к матушке Екате­рине. Она распорядилась приобрести турецкие кораб­ли у благополучно прибывшего из-за границы бригади­ра и включить их в состав российского флота. Брига­диру же через чин пожаловать генерал-лейтенанта и придворный чин генерал-адъютанта. Деньги немалые позволили ему возместить убытки экспедиции, выку­пить именьице, наградить своих мужичков...
Оказывается, на эту эпопею имелись документы и грамоты. В семейном архиве хранились дела о приоб­ретении кораблей. Пожертвовали дела эти в Румян-цевскую библиотеку, но не успели передать из-за вой­ны,